Вьетнам - В сандаловом раю - планеты на краю. Часть 2.

В сандаловом раю - планеты на краю. Часть 2.

Я был в Нячанге трижды.

Первый приезд случился на четвёртом месяце пребывания во Вьетнаме, в группе таких же как я линцо. Ещё не пресыщенные купанием, мы сразу же после завтрака в дешёвом ресторанчике под открытом небом на высоком берегу моря устремились на пляж. Там, найдя подходящее место с видом на француженок и немок в открытых купальниках, расставив шезлонги в два ряда, как в театре, провели весь день, созерцая. За этим занятием нашу разомлевшую бригаду застал врасплох подкравшийся сзади боевой отряд вьетнамских массажисток. Тех, кто сдался без сопротивления, приказав лечь на белоснежный пляжный песок вниз лицом, долго мяли и топтали острыми пятками, втирая под кожу змеиный яд.
Уже под вечер, получив полный набор курортных удовольствий, мы двинулись в обратный путь, решив сделать остановку в городском торговом центре, который на деле оказался обыкновенным галантерейно-сувенирным рынком о двух этажах под круглой крышей с прилепившимися к центральному зданию мелкими лавчонками.
Едва мы успели рассредоточиться по отделам-близнецам, началась охота.
Ах, как охотно клюёт наш брат в чужой стране на родное русское слово! А тут их было произнесено целых четыре:
- Сто вы хотят купить? - Спросила неожиданно возникшая шустрая вьетнамка.
- Струны для гитары, - расплывшись в улыбке, молвил мой приятель.
- Пойдём! – мгновенно скомандовала наша новая незнакомая.
- Куда?
- Здесь – рядом.
Однако это «рядом» затянулось надолго, и для нас, уже через пять минут потерявших все видимые ориентиры, путь показался запутаннее знаменитого критского лабиринта – обиталища легендарного Минотавра.
Сначала, ещё не придавая значения столь стремительному погружению в череду нячангских кварталов, мы только нетерпеливо интересовались у провожатой:
- Скоро?
- Сисяс! Сисяс! – получали неизменный ответ.
Потом, когда отступать уже стало непонятно в какую сторону, вопрос «скоро ли?» утратил свою актуальность.
- Здесь! – наконец указала наша гидесса на витрину оказавшейся перед нами лавчонки и, успев раньше нас проскочить внутрь, залопотала по-вьетнамски, о чём-то сговариваясь с хозяйкой.
Выложив десять тысяч донгов за две струны и пять тысяч – провожатой за содействие, мы вышли на улицу и остановились у дверей, растерянно оглядываясь по сторонам.
- Куда идти?
- Туда. Здесь близко! – бросила на ходу наша гидесса и мгновенно исчезла за поворотом. Осталось только развести руками, спросив себя: «А была ли девочка»?
Вопреки нашим опасениям, торговый центр оказался действительно рядом, он открылся нам за углом соседнего дома. Взглянув друг на друга, мы невольно рассмеялись: «Дураки! Ведь на те деньги, с которыми мы расстались, можно было купить не только струны с гитарой вместе, но и целый контрабас – прямо в этом вот здании»!
Съездить в Нячанг и не побывать хотя бы на одном из островов, рассыпанных в море в пределах видимости, было с нашей стороны большим упущением, о котором мы узнали позднее. А потому через два месяца желающим исправить эту ошибку была предоставлена возможность реабилитироваться.
Мы выбрали остров Мьеу, на котором в отгороженных от залива бассейнах-фермах резвится тропическая рыба: большая и маленькая, толстая и плоская, красная, жёлтая, синяя, в крапинку, в клеточку и в линеечку. Нет, в клеточку, пожалуй, не было, а возможно, была – как её всю разглядишь? Здесь же, у берега, мы увидели лениво шевеливших ластами, пытавшихся выползти на скользкие ступени лестницы, выходящей из воды… - вы думаете – кого? Нет, не водолазов, а морских черепах. Они не боятся людей, охотно позируют перед фотоаппаратом и ненавязчиво попрошайничают.
В деревянном ресторанчике, возведённом на сваях, торчащих из воды, похожем на корабль, уходящий в море, был накрыт стол. Там среди салатов и соусов стояли глиняные горшки (один на двоих), до краёв наполненные раскалёнными углями.
Заказанное блюдо требовало индивидуального подхода со стороны каждого клиента. Хозяин ресторанчика тут же при нас достал сетью из воды нужное количество рыбы, хозяйка почистила и выпотрошила её, разрезала на куски и принесла на стол, остальное – дело рук и вкуса самих клиентов.
Политые соусом, лакомые кусочки зашкворчали. На угли, возбуждая аппетит, закапал рыбий жир. Но, кто нетерпелив, тот не способен доставить себе истинного наслаждения.
Всё, что осталось от трапезы, поглотило море: та же рыба, ещё не успевшая попасть на стол, азартно выпрыгивая из воды метра на полтора, ловила на лету брошенные кусочки мяса и костей своих поджаренных собратьев, на хлеб же, проявляя чудеса сообразительности, бросалась не охотно, как бы только из вежливости, чтобы не оскудела рука дающего.
На другом краю острова мы обнаружили пляж, но не песчаный, а сплошь покрытый галькой. Он оказался необитаемым. Укромный уголок, куда не ступала нога попрошайки. Лишь маленькая торговая палатка с пивом напоминала о том, что и это местечко под солнцем создано природой не только для нас.
Безлюдный пляж, солнце и пиво со льдом – это ли не воплощённая мечта о рае земном?!
Три часа мы резвились, как дети, оторвавшись от посторонних глаз, потом пришёл катер, нанятый утром, и вернул нас на материк в кипящий людской муравейник.
Закончился этот день в ресторане одного из отелей, у бассейна с ослепительно голубой водой.
Впечатления от третьей поездки в Нячанг, которая состоялась через год, несколько подпортила погода. Порывистый ветер гнал с моря волну. Переночевали в доме отдыха для лётчиков, куда иногда наведывается первый и единственный вьетнамский космонавт Фам Туан, летавший на «Союзе-37» вместе с Виктором Горбатко. А на следующий день небо нахмурилось, заморосил дождь.
На берегу предприимчивый француз распоряжался прокатом водных мотоциклов. Ему же принадлежал быстроходный катер, с помощью которого любой желающий мог взлететь на парашюте, удерживаемом, как воздушный змей, за верёвочку, и зависнуть над городом на высоте птичьего полёта.
Нашёлся и у нас доброволец, возмечтавший почувствовать себя птичкой парящей. Но то ли ветер дунул не в ту сторону, то ли наш товарищ отяжелел не в меру на сытных вьетнамских харчах, то ли ему парашют выдали неподходящего размера – в расчёте на тощего вьетнамца, то ли катер не сумел взять необходимую стартовую скорость, - подъёмная сила не сработала, и полёт удался всего лишь метров на пять – нет, не в высоту, а в длину – до ближайшей волны, после чего искатель приключений, запутавшись в стременах и фалах, целиком погрузился в воду и вышел из неё изрядно солоно хлебнувши.
Был бы я вольным туристом, я бы надолго прописался в Нячанге! Уж я бы побывал и на острове Дао Кхи, где живёт много-много диких обезьян, и на острове Хон Йен, оккупированном ласточками, из гнёзд которых вьетнамцы варят целебный супчик, повышающий мужскую потенцию.
Не объехал бы я стороной и остров Хон Тьёнг, согласно легенде, приютивший неразлучных супругов, которые и сейчас возлежат один на другом (или на другой), окаменевшие (в прямом смысле) от любви.
Оставил бы я свои следы и на островке Хон Руа, своими очертаниями похожем на гигантскую черепаху.
Вооружившись аквалангом и ластами, уж я бы нанырялся в глубинах вод около островов Хон Че, Хон Мун, Хон Там и Хон Мот!
Эх, если бы я был вольным туристом! Пресытившись Нячангом, я бы переехал жить в горный город Далат – не менее привлекательное материковое место, «маленький Париж», «город любви и цветов», «город туманов и грёз», «город поющей хвои», «город вечной весны», заложенный в XIX веке французским подданным доктором Александром Ерсеном. Этот город-санаторий, город-сад находится на высоте 1475 метров над уровнем моря на плато Лонгбанг, и потому даже в середине лета температура воздуха здесь не превышает +25, +27 градусов по Цельсию.
Чтобы подняться на такую высоту на автобусе по серпантинной дороге, вам потребуется полтора часа. За это время я гарантирую пережить полный набор приятных и острых ощущений.
Трижды я испытывал судьбу этой дорогой, вьющейся вверх по крутому склону и выходящей на плато, где облака периной стелятся по земле.
По мере продвижения вверх в природе происходили приятные превращения: высокие стройные южные сосны с длинными мягкими иголками лавиной спускались навстречу, всё громче слышалось щебетание птиц, сорокаградусная фанрангская жара ощутимо сменялась бодрящей прохладой, дышать становилось легче и свободнее. А ещё выше в майском воздухе вдруг накатывала волна удивительного аромата, исходящего от цветущих кофейных деревьев, плантации которых тянутся слева от дороги, которая уводит дальше и выше, туда, где с отвесной скалы рождается водяной столб, а внизу, в котловине, с пеной и брызгами в шуме водопада под лучами солнца живёт радуга.
Если укрыться под скалой, в клубах водяной пыли водопада Пренн и взглянуть вверх, покажется вдруг, что, обретя невесомость, сквозь толщу неподвижной воды стремительно возносишься в небо, к солнцу, так, что дух захватывает!
За площадью, где шум водопада уже не слышен, бледно-розовый Будда не человеческих, а божественных размеров, восседающий на раскрытом цветке лотоса, встречает вас едва уловимой улыбкой и внимательным взглядом прищуренных глаз, взглядом, достающим всюду в пределах вашей (или его?) видимости. И верится с трудом, что это всего лишь статуя. Сверху, над головой Будды, оскаленные пасти семиглавого дракона охраняют его божественный покой.
Слева, на пригорке, поставлен храм с характерно загнутыми по-восточному уголками восьмиконечной крыши с надстройкой, похожей на раскрывшийся лотос. Внутри храма – алтарь с такой же фигурой божества, выполненного из дерева тёмно-коричневого цвета.
Сначала подобные храмы манили меня свежестью неразгаданной тайны, потом перестали волновать, однообразие атрибутики притупило остроту восприятия.

И лишь стройные башни По Клонг Жарай, сложенные семь с лишним веков назад из красного кирпича без какого бы то ни было связующего раствора, отрешённо взирающие с высокого холма на мирскую суету Фанранга, не потеряли способности восхищать. Полтора года изо дня в день по дороге на работу и обратно я имел удовольствие наблюдать эти хрупкие на вид творения рук человеческих народности тям, составляющей некогда целое государство, называемое Тямпой (или Чампой), о котором Марко Поло, состоявший со всем своим семейством на службе в Пекине у монгольского хана Хубилая и посетивший по его поручению эти места, оставил запись: "Чампа - страна большая, богатая. Здесь и свой царь, и свой особенный язык. Живут там идолопоклонники. У них есть идолы с бычачьей головой, а у иного - свиная, или собачья, или баранья, бывают они и всяких других видов. Разных бесовских дел за этими идолами много: рассказывать об этом не станем, христианам не годится и слушать-то об этом. Здешний царь каждый год посылает великому хану вместо дани двадцать слонов - самых лучших... Когда я, Марко Поло, был там, у царя имелось триста двадцать шесть сыновей и дочерей". Эти башни в Фанранге носят имя тямского короля По Клонг Жарая (1151-1205 гг.), причисленного подданными к лику святых, признанного духом-покровителем земледелия. Раз в году в середине девятого месяца по лунному календарю (в конце сентября или начале октября) во время праздника Кате, посвящённого этому божеству, храм По Клонг Жарай принимает массовое паломничество потомков некогда грозного племени, промышлявшего пиратством и державшего в страхе всё побережье Индокитая, лишь в XY веке покорённое вьетами.
Каждый день я проезжал мимо этих облизанных всеми ветрами башен и всегда открывал для себя что-то новое: штрихи, мелкие детали, вдруг неожиданно подчёркнутые то рассветным лучом солнца, то скользящей тенью клубящегося облака, то зловещим фоном заката.
Эти древние башни на окраине города ежедневно посещают сотни туристов, благодаря им оба отеля в Фанранге имеют не малую валютную прибыль.
Снаружи вход в центральную башню охраняется каменным псом с оскаленной пастью. Внутри храма темно, ни окна, ни щели в стене, лишь крохотный фитилёк одинокой свечи пытается разогнать сгустившуюся многовековую темноту, кажется, уже обретшую плоть, рождающую трепет душевный и холодок, сквозняком пробегающий по спине.
Входящего посетителя, чуть вглядевшегося в мрак столетий, пронизывает взгляд усатой головы идола (бывшего короля По Клонг Жарая), как бы выросшей из каменной плиты, что лежит на полу. Позади головы возвышается похожая на пень от спиленного дерева скользкая плаха жертвенника. Взглянешь на неё, и невольно мысленно примеришь свою голову к этой каменной плахе, отчего моментально выскочишь на улицу, поёживаясь.
Рядом, в одной из вспомогательных башен - миниатюрной копии центрального храма - чьи-то недрогнувшие руки увековечили свои варварские имена, намалевав краской по кирпичам что-то вроде нашего: "Киса и Ося здесь были"!

Однако не только древние башни Тямпы украшают Южный Вьетнам.
Забравшись в горные районы, вы встретите множество живописных мест. Изобретательная на выдумки вьетнамская природа специально приготовила их для ваших глаз и - кошельков, ибо природа создаёт, а человек - владеет.
На юго-западных окраинах Далата вам непременно покажут ещё один водопад - Кам Ли.
Если у водопада Пренн характер крутой, то здесь вода спадает пятнадцатиметровым каскадом, гладко переливаясь по ступенькам, сложившимся из огромных розовых валунов, оставляя за собой пенистый шлейф.
За Кам Ли наблюдать лучше сверху, стоя на хрупком невесомом мостике и охватывая взглядом сразу всю панораму - талантливое творение природы с незначительными поправками рук человеческих: беседками, дорожками, площадками, ограждёнными бордюрами, и очередным буддийским храмом, возведённом на соседнем пригорке.

Но Далат пленяет не только водопадами, в нём множество красивых мест. Например, горные озёра в мягком обрамлении сосновых перелесков.
Одно из таких идиллических мест на озере Да Тхиен по праву названо студентами Далатского университета Долиной Любви. Название понравилось и прижилось в народе. Кто сомневается в справедливости данного названия, пусть бросит камень в тихие воды озера Да Тхиен. Я готов простить ему эту дерзость, потому что, побывав в Долине Любви, возможно ли не стать великодушным?
Надышавшись воздухом долины и опьянев от любви, вы долго будете вспоминать это тихое пасторальное местечко, где около берега горного озера, мягко устланного рыжеватой хвоей, мирно пасутся крошечные яхты, пестря разноцветными парусами.

В двух километрах к юго-западу от центра города в не менее живописном месте вы найдёте окружённый сосновой рощей королевкий дворец - настойщий! Там некогда в 24 комнатах весело проводили время последний вьетнамский монарх Бао Дай, её величество королева Нам Фыонг, принцы, принцессы, министры и прочие - избранные.
Как мне показалось, вьетнамцы своего последнего короля не поминают недобрым словом.
Правление его началось в 1932 году, когда в шестнадцатилетнем возрасте он вернулся из Франции, где воспитывался и образовывался, готовясь, когда придёт его время, принять корону.
В холостяцкой жизни Бао Дай жил довольно скромно, ему вполне хватало в Далате двух дворцов.
Но король без королевы - как бы не совсем настоящий король, как бы только король наполовину. Положение обязывало найти достойную себя королеву. Вот тогда он призадумался: "А гоже ли венценосной особе вить семейние гнездо в тесных холостяцких апартаментах"? И в 1933 году заказал французским архитекторам возвести новый летний дворец. Долгострой затянулся на целых пять лет. За это время Бао Дай успел обзавестись супругой - красавицей Нам Фыонг - дочерью Нгуен Хыу Хао - самого богатого человека в уезде Гоконг, и несколькими наследниками.
Но грянула революция, и король в своём королевстве вдруг оказался не у дел. 25 августа 1945 года он написал "заявление на увольнение", именуемое "Актом об отречении от престола", и империя Дайнам, как в то время называлось это государство, завершила свой исторический путь в мировой истории, а экс-император Бао Дай, ставший гражданином Винь Тхюи, был избран депутатом Национального собрания Демократической Республики Вьетнам. Вот такая вот случилась политическая "рокировка". Однако такой ход событий не всех в мире устраивал, и в 1947 году французский экспедиционный корпус оккупировал значительную часть Вьетнама, в мае 1948 года на подконтрольной Франции территории было образовано марионеточное правительство Нгуен Сюана, а затем в 1949 году Бао Дая вновь привлекли к управлению государством, но уже в качестве премьер-министра независимого государства в рамках Французского союза. Таким образом французские колонизаторы заручились поддержкой 165-тысячной армии бывшего императора.
Но вьетнамский народ такой союз не одобрил, и в 1954 году французы, потеряв на полях сражений около 90 тысяч солдат и 7 миллиардов долларов, вынуждены были покинуть эту негостеприимную для оккупантов страну.
И тогда им на смену пришла американская "помощь". Баодаевская армия была распущена, гражданин Винь Тхюи сменил гражданство и, оставив бывших подданных разбираться самих в своих проблемах, со всем семейством отбыл на жительство к покровителям во Францию, а затем - в Англию, где 31 июля 1997 года мирно завершил свой земной путь.
А летний королевский дворец в Далате стал доходным местом, в котором каждому заплатившему и снявшему при входе обувь дозволяется поваляться на широкой кровати в королевской опочивальне, посидеть в кресле премьер-министра, покопаться в тумбочке министра обороны, поглядеться в зеркало её величества, подержать в руках медную королевскую печать, оценить художественную ценность стеклянной карты страны, подаренной Бао Даю в 1942 году вьетнамскими студентами, обучавшимися во Франции, и даже начертать автограф на исписанной вдоль и поперёк обложке, оставшейся от книги для посетителей, лежащей на столе в императорском кабинете.

Приятно, фланируя по живописным аллейкам в королевском саду, по дорожкам, окружённым кудряшками вьюнов, ползущих по гладким столбам, местами разграничивающим участки влажных газонов, аккуратно стриженных под круги, квадраты и замысловатые иероглифы, думать о том, что в ресторане вас ждёт экзотическое блюдо из лягушачьих лапок, заказанное к обеденному часу ещё утром, и ядрёная змеиная настойка готова ударить в вашу переполненную впечатлениями голову.
Не знаю, кто от кого научился готовить лягушек: вьетнамцы от французов или наоборот, но и тех и других можно поздравить с этим открытием.
Смею надеяться, что и наше население примкнёт-таки к всемирному сообществу гурманов.
После такого обеда хорошо побродить по тенистому парку, в котором деревья как бы соревнуются друг с другом в пышности цветения, а по лабиринтам кустов можно наглядно постигать разнообразие и причудливость форм различных геометрических фигур.
И как элемент обязательной программы любой экскурсии - центральный рынок или торговый центр - все они в любом городе выглядят, как близнецы-братья, и отличаются только количеством этажей, так что всё это мы уже проходили, ничем нас не удивишь, ничем не завлечёшь, ничем не соблазнишь, ничем не обрадуешь. Как богата фантазией природа и как скуден на выдумки человек!

Обратный путь - дорога вниз, в фанрангскую долину, стремительное падение с заоблачных высот, который куда как более чувствительно щекочет нервы, нежели вознесение вверх. В сгустившихся сумерках спуск по узкой извилистой дороге над пропастью - мечта экстремала.
Глубоко внизу, у подножия горы, мерцают огни деревушки, прилепившейся к трассе.
Разогнаться бы с этой горы и, забыв про тормоза, пролететь сквозняком до завьюженной России!
Стоп! Не будем касаться запретной темы.
Полуторагодовалая разлука с домом может сделать любого человека сентиментальным меланхоликом, тем более, когда человек этот со всех сторон окружён отнюдь не близкими ему по духу, языку и обычаям людьми другого племени, живущего по своим законам.
Уезжая в чужую страну, я был готов к разным неожиданностям и научился стойко переносить все тяготы и лишения вьетнамской кухни, особенностью которой, по словам местных жителей, является "отвратительный запах при восхитительном вкусе", ел, не морщась, сладкую колбасу и дольки от плода дурьяна не с "душком" даже, а с ярко выраженным "духом", но закусывать жареной селёдкой, считал предательством, чем-то равнозначным измене родине. А именно это сотворили с ней, упакованной в круглую банку, чудом залетевшую сюда из России, вьетнамские повара. Полтора года я тосковал по этой рыбке, видел её во сне, бесконечное множество раз мысленно потрошил её, поглаживая скользкое тело, с трепетным волнением обсасывал-обцеловывал каждую косточку...
Но не светлой памятью о селёдке единой жив на чужой земле русский человек.
Порой в тарелке с золотистой надписью "Общепит" проплывёт в интимном сне, блеснув загорелым боком, романтическая котлетка из заводской столовки.
Бывает, пригрезится на столе в компании кокосов-бананасов румяный блинчик, утонувший в сугробах густой деревенской сметаны.
А то вдруг из отдалённых закоулков подсознания и глухих безнадёжных тупиков памяти нагрянет неожиданным гостем какой-нибудь пузатый вареник, начинённый творогом или вишней, или среди креветок и кальмаров примерещится кусочек холодца, охваченный мелкой предсмертной дрожью, или русской окрошкой заплещется в тарелке остывший ананасовый суп...

И вот наконец позади в туманной перспективе растаяли, слившись с безоблачным небом, голубой стеклянный фасад гостиницы, ярко зеленеющие квадраты рисовых полей, и валуны Ка На, и мелкие каменистые горы плавно перешли в равнину с мелькающими по обочинам дороги деревушками, вот уже широкий проспект Фан Тиета исчез в пыли от наших колёс, и бесконечный массив каучуковой рощи окружил "Тойоту" - это значит, что Сайгон уже рядом.

Бывшая столица южного государства встречает дождём, швейцар отеля "Тан Дин" - поклоном и улыбкой.
День перед отъездом проходит в суете.
На улицах Сайгона не следует забывать о бдительности. Если вы имеете привычку носить деньги в поясном кошельке, то обязательно наденьте поверх футболку, и чем длиннее она окажется, тем в большей безопасности будут чувствовать себя ваши доллары. А в охотниках на них здесь недостатка нет. Никто не даст гарантии в том, что вам удастся разминуться с мотоциклистом, виртуозно на скорости срезающего сумочки у глазеющих по сторонам, потерявших бдительность европейцев. Есть и другие специалисты преступного бизнеса, например, женщины жалкого вида и неопределённого возраста с детьми на руках. Пока такая "мамаша" отвлекает вас, предлагая купить какую-нибудь безделушку, "младенец" пробегает проворными пальчиками по всем отделениям и закоулкам вашего бумажника.

А уж когда, собравшись домой, вы перед отлётом встанете на таможенный досмотр, будьте ещё внимательнее, ибо одному Будде известно, скольким "Франклинам" на ваших денежных купюрах дозволено вместе с вами беспрепятственно покинуть эту страну.

Но вот позади и таможня и утомительный перелёт.
И снова - "Шереметьево-2".
Транспортёрная лента доставляет в здание аэровокзала багаж.
- Позвольте, а где моя зелёная сумка?
- А никаких сумок, извините, больше нет! Может быть, в Новосибирске по ошибке скинули?
Здравствуй, Россия!

Что ещё посмотреть:

Достопримечательности Вьетнама

Отдых во Вьетнаме